Как получить заряд бодрости
Увлекаюсь ароматерапией не один год. Люблю, когда квартиру наполняют нежные ароматы.
Помогают сосредоточиться ароматы туи, мяты, базилика, сосны, розмарина - всего не перечислишь.
Совершенно случайно узнала, что сонливость отлично прогоняет шалфей. Когда отправилась к плите
и стала заваривать шалфей для полоскания, почувствовала от запаха травы прилив сил и бодрости.
Причем такой мощный, что могла заниматься полночи и легко запоминать нужный материал.
Теперь у меня в доме среди других эфирных масел есть и шалфей. Его запахом я наслаждаюсь,
когда хочу взбодриться, и если чувствую первые признаки простуды, дезинфицирую свой нос (доста-
точно приоткрыть пузырек и сделать несколько глубоких вдохов). Очищающий эффект получается,
на мой взгляд, даже сильнее, чем от ароматов лука или чеснока.
Еще раз повторю: ароматерапия - вещь полезная и легкая в применении.
Пользуйтесь, наслаждайтесь!
Жданова А., г.Волхов
Рэй Брэдбери «Улыбка»
Человек ненавидит то, что его сгубило, что ему жизнь поломало. Так уж он устроен. Неразумно, может быть, но такова человеческая природа.
- А если хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы не ненавидели? - сказал Том.
- А если хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы не ненавидели? - сказал Том.
УЛЫБКА
На главной площади очередь установилась еще в пять часов, когда за выбеленными инеем полями пели далекие петухи и нигде не было огней. Тогда вокруг, среди разбитых зданий, клочьями висел туман, но теперь, в семь утра, рассвело, и он начал таять. Вдоль дороги по-двое, по-трое подстраивались к очереди еще люди, которых приманил в город праздник и базарный день.
Мальчишка стоял сразу за двумя мужчинами, которые громко разговаривали между собой, и в чистом холодном воздухе звук голосов казался вдвое громче.
Мальчишка притопывал на месте и дул на свои красные, в цыпках, руки, поглядывая то на грязную, из грубой мешковины, одежду соседей, то на длинный ряд мужчин и женщин впереди.
- Слышь, парень, ты-то что здесь делаешь в такую рань? - сказал человек за его спиной.
- Это мое место, я тут очередь занял, - ответил мальчик.
- Бежал бы ты, мальчик, отсюда, уступил бы свое место тому, кто знает в этом толк!
- Оставь в покое парня, - вмешался, резко обернувшись, один из мужчин, стоящих впереди.
- Я же пошутил. - Задний положил руку на голову мальчишки. Мальчик угрюмо стряхнул ее. - Просто подумал, чудно это-ребенок, такая рань а он не спит.
- Этот парень знает толк в искусстве, ясно? - сказал заступник, его фамилия была Григсби. - Тебя как звать-то, малец?
- Том.
- Наш Том, уж он плюнет что надо, в самую точку-верно. Том?
- Точно!
Смех покатился по шеренге людей.
Впереди кто-то продавал горячий кофе в треснувших чашках. Поглядев туда. Том увидел маленький жаркий костер и бурлящее варево в ржавой кастрюле. Это был не настоящий кофе. Его заварили из каких-то ягод, собранных на лугах за городом, и продавали по пенни чашка, согреть желудок" но мало кто покупал, мало кому это было по карману.
Том устремил взгляд туда, где очередь пропадала за разваленной взрывом каменной стеной.
- Говорят, она улыбается, - сказал мальчик.
- Ага, улыбается, - ответил Григсби.
- Говорят, она сделана из краски и холста.
- Точно. Потому-то и сдается мне, что она не подлинная. Та, настоящая, - я слышал - была на доске нарисована, в незапамятные времена.
- Говорят, ей четыреста лет.
- Если не больше. Коли. уж на то пошло, никому не известно, какой сейчас год.
- Две тысячи шестьдесят первый!
- Верно, так говорят, парень, говорят. Брешут. А может, трехтысячный! Или пятитысячный! Почем мы можем знать? Сколько времени одна сплошная катавасия была... И достались нам только рожки да ножки.
Они шаркали ногами, медленно продвигаясь вперед по холодным камням мостовой.
- Скоро мы ее увидим? - уныло протянул Том.
- Еще несколько минут, не больше. Они огородили ее, повесили на четырех латунных столбиках бархатную веревку, все честь по чести, чтобы люди не подходили слишком близко. И учти, Том, никаких камней, они запретили бросать в нее камни.
- Ладно, сэр.
Солнце поднималось все выше по небосводу, неся тепло, и мужчины сбросили с себя измазанные дерюги и грязные шляпы.
- А зачем мы все тут собрались? - спросил, подумав, Том. - Почему мы должны плевать?
Тригсби и не взглянул на него, он смотрел на солнце, соображая, который час.
- Э, Том, причин уйма. - Он рассеянно протянул руку к карману, которого уже давно не было, за несуществующей сигаретой. Том видел это движение миллион раз. - Тут все дело в ненависти, ненависти ко всему, что связано с Прошлым. Ответь-ка ты мне, как мы дошли до такого состояния? Города--труды развалин, дороги от бомбежек-словно пила, вверх-вниз, поля по ночам светятся, радиоактивные... Вот и скажи, Том, что это, если не последняя подлость?
- Да, сэр, конечно.
- То-то и оно... Человек ненавидит то, что его сгубило, что ему жизнь поломало. Так уж он устроен. Неразумно, может быть но такова человеческая природа.
- А если хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы не ненавидели? - сказал Том.
- Во-во! А все эта орава идиотов, которая заправляла миром в Прошлом! Вот и стоим здесь с самого утра, кишки подвело, стучим от холода зубами-ядовитые троглодиты, ни покурить, ни выпить, никакой тебе утехи, кроме этих наших праздников. Том. Наших праздников...
Том мысленно перебрал праздники, в которых участвовал за последние годы. Вспомнил, как рвали и жгли книги на площади, и все смеялись, точно пьяные. А праздник науки месяц тому назад, когда притащили в город последний автомобиль, потом бросили жребий, и счастливчики могли по одному разу долбануть машину кувалдой!..
- Помню ли я, Том? Помню ли? Да ведь я же разбил переднее стекло-стекло, слышишь? господи, звук-то какой был, прелесть! Тррахх!
Том и впрямь словно услышал, как стекло рассыпается сверкающими осколками.
- А Биллу Гендерсону досталось мотор раздолбать. Эх, и лихо же он это сработал, прямо мастерски. Бамм! Но лучше всего, - продолжал вспоминать Григсби, - было в тот раз, когда громили завод, который еще пытался выпускать самолеты. И отвели же мы душеньку! А потом нашли типографию и склад боеприпасов-и взорвали их вместе! Представляешь себе. Том? - -
Том подумал.
- Ага.
Полдень. Запахи разрушенного города отравляли жаркий воздух, что-то копошилось среди обломков зданий.
- Сэр, это больше никогда не вернется?
- Что-цивилизация? А кому она нужна? Во всяком случае не мне!
- А я так готов ее терпеть, - сказал один из очереди. - Не все, конечно, но были и в ней свои хорошие стороны...
- Чего зря болтать-то! - крикнул Григсби. - Все равно впустую.
- Э, - упорствовал один из очереди, - не торопитесь. Вот увидите: еще появится башковитый человек, который ее подлатает. Попомните мои слова. Человек с душой.
- Не будет того, сказал - Григсби.
- А я говорю, появится. Человек, у которого душа лежит к красивому. Он вернет нам-нет, не старую, а, так сказать, ограниченную цивилизацию, такую, чтобы мы могли жить мирно.
- Не успеешь и глазом моргнуть, как опять война!
- Почему же? Может, на этот раз все будет иначе. Наконец и они вступили на главную площадь. Одновременно в город въехал верховой; держа в руке листок бумаги, Огороженное пространство было в самом центре площади. Том, Григсби и все остальные, копя слюну, подвигались вперед - шли, изготовившись, предвкушая, с расширившимися зрачками. Сердце Тома билось часто-часто, и земля жгла его босые пятки.
- Ну, Том, сейчас наша очередь, не зевай! - По углам огороженной площадки стояло четверо полицейских-четверо мужчин с желтым шнурком на запястьях, знаком их власти над остальными. Они должны были следить за тем, чтобы не бросали камней.
- Это для того, - уже напоследок объяснил Григсби, - чтобы каждому досталось плюнуть по разку, понял, Том? Ну, давай!
Том замер перед картиной, глядя на нее.
- Ну, плюй же!
У мальчишки пересохло во рту.
- Том, давай! Живее!
- Но, - медленно произнес Том, - она же красивая!
- Ладно, я плюну за тебя!
Плевок Григсби блеснул в лучах солнца. Женщина на картине улыбалась таинственно-печально, и Том, отвечая на ее взгляд, чувствовал, как колотится его сердце, а в ушах будто звучала музыка.
- Она красивая, - повторил он.
- Иди уж, пока полиция...
- Внимание!
Очередь притихла. Только что они бранили Тома - стал как пень! - а теперь все повернулись к верховому.
- Как ее звать, сэр? - тихо спросил Том.
- Картину-то? Кажется, "Мона Лиза"... Точно: "Мона Лиза".
- Слушайте объявление, - сказал верховой. - Власти постановили, что сегодня в полдень портрет на площади будет передан в руки здешних жителей, дабы они могли принять участие в уничтожении...
Том и ахнуть не успел, как толпа, крича, толкаясь, мечась, понесла его к картине. Резкий звук рвущегося холста... Полицейские бросились наутек. Толпа выла, и руки клевали портрет, словно голодные птицы. Том почувствовал, как его буквально швырнули сквозь разбитую раму. Слепо подражая остальным, он вытянул руку, схватил клочок лоснящегося холста, дернул и упал, а толчки и пинки вышибли его из толпы на волю. Весь в ссадинах, одежда разорвана, он смотрел, как старухи жевали куски холста, как мужчины разламывали раму, поддавали ногой жесткие лоскуты, рвали их в мелкие-мелкие клочья.
Один Том стоял притихший в стороне от этой свистопляски. Он глянул на свою руку. Она судорожно притиснула к груди кусок холста, пряча его.
- Эй, Том, ты что же! - крикнул Григсби. Не говоря ни слова, всхлипывая. Том побежал прочь. За город, на испещренную воронками дорогу, через поле, через мелкую речушку, он бежал и бежал, не оглядываясь, и сжатая в кулак рука была спрятана под куртку.
На закате он достиг маленькой деревушки и пробежал через нее. В девять часов он был у разбитого здания фермы. За ней, в том, что осталось от силосной башни, под навесом, его встретили звуки, которые сказали ему, что семья спит-спит мать, отец, брат. Тихонько, молча, он скользнул в узкую дверь и лег, часто дыша.
- Том? - раздался во мраке голос матери.
- Да.
- Где ты болтался? - рявкнул отец. - Погоди, вот я тебе утром всыплю...
Кто-то пнул его ногой. Его собственный брат, которому пришлось сегодня в одиночку трудиться на их огороде.
- Ложись! - негромко прикрикнула на него мать.
Еще пинок.
Том дышал уже ровнее. Кругом царила тишина. Рука его была плотно-плотно прижата к груди. Полчаса лежал он так, зажмурив глаза.
Потом ощутил что-то: холодный белый свет. Высоко в небе плыла луна, и маленький квадратик света полз по телу Тома. Только теперь его рука ослабила хватку. Тихо, осторожно, прислушиваясь к движениям спящих, Том поднял ее. Он помедлил, глубоко-глубоко вздохнул, потом, весь ожидание, разжал пальцы и разгладил клочок закрашенного холста.
Мир спал, освещенный луной.
А на его ладони лежала Улыбка.
Он смотрел на нее в белом свете, который падал с полуночного неба. И тихо повторял про себя, снова и снова: "Улыбка, чудесная улыбка..." Час спустя он все еще видел ее, даже после того как осторожно сложил ее и спрятал. Он закрыл глаза, и снова во мраке перед ним - Улыбка. Ласковая, добрая, она была Там и тогда, когда он уснул, а мир был объят безмолвием, и луна плыла в холодном небе сперва вверх, потом вниз, навстречу утру.
Мальчишка притопывал на месте и дул на свои красные, в цыпках, руки, поглядывая то на грязную, из грубой мешковины, одежду соседей, то на длинный ряд мужчин и женщин впереди.
- Слышь, парень, ты-то что здесь делаешь в такую рань? - сказал человек за его спиной.
- Это мое место, я тут очередь занял, - ответил мальчик.
- Бежал бы ты, мальчик, отсюда, уступил бы свое место тому, кто знает в этом толк!
- Оставь в покое парня, - вмешался, резко обернувшись, один из мужчин, стоящих впереди.
- Я же пошутил. - Задний положил руку на голову мальчишки. Мальчик угрюмо стряхнул ее. - Просто подумал, чудно это-ребенок, такая рань а он не спит.
- Этот парень знает толк в искусстве, ясно? - сказал заступник, его фамилия была Григсби. - Тебя как звать-то, малец?
- Том.
- Наш Том, уж он плюнет что надо, в самую точку-верно. Том?
- Точно!
Смех покатился по шеренге людей.
Впереди кто-то продавал горячий кофе в треснувших чашках. Поглядев туда. Том увидел маленький жаркий костер и бурлящее варево в ржавой кастрюле. Это был не настоящий кофе. Его заварили из каких-то ягод, собранных на лугах за городом, и продавали по пенни чашка, согреть желудок" но мало кто покупал, мало кому это было по карману.
Том устремил взгляд туда, где очередь пропадала за разваленной взрывом каменной стеной.
- Говорят, она улыбается, - сказал мальчик.
- Ага, улыбается, - ответил Григсби.
- Говорят, она сделана из краски и холста.
- Точно. Потому-то и сдается мне, что она не подлинная. Та, настоящая, - я слышал - была на доске нарисована, в незапамятные времена.
- Говорят, ей четыреста лет.
- Если не больше. Коли. уж на то пошло, никому не известно, какой сейчас год.
- Две тысячи шестьдесят первый!
- Верно, так говорят, парень, говорят. Брешут. А может, трехтысячный! Или пятитысячный! Почем мы можем знать? Сколько времени одна сплошная катавасия была... И достались нам только рожки да ножки.
Они шаркали ногами, медленно продвигаясь вперед по холодным камням мостовой.
- Скоро мы ее увидим? - уныло протянул Том.
- Еще несколько минут, не больше. Они огородили ее, повесили на четырех латунных столбиках бархатную веревку, все честь по чести, чтобы люди не подходили слишком близко. И учти, Том, никаких камней, они запретили бросать в нее камни.
- Ладно, сэр.
Солнце поднималось все выше по небосводу, неся тепло, и мужчины сбросили с себя измазанные дерюги и грязные шляпы.
- А зачем мы все тут собрались? - спросил, подумав, Том. - Почему мы должны плевать?
Тригсби и не взглянул на него, он смотрел на солнце, соображая, который час.
- Э, Том, причин уйма. - Он рассеянно протянул руку к карману, которого уже давно не было, за несуществующей сигаретой. Том видел это движение миллион раз. - Тут все дело в ненависти, ненависти ко всему, что связано с Прошлым. Ответь-ка ты мне, как мы дошли до такого состояния? Города--труды развалин, дороги от бомбежек-словно пила, вверх-вниз, поля по ночам светятся, радиоактивные... Вот и скажи, Том, что это, если не последняя подлость?
- Да, сэр, конечно.
- То-то и оно... Человек ненавидит то, что его сгубило, что ему жизнь поломало. Так уж он устроен. Неразумно, может быть но такова человеческая природа.
- А если хоть кто-нибудь или что-нибудь, чего бы мы не ненавидели? - сказал Том.
- Во-во! А все эта орава идиотов, которая заправляла миром в Прошлом! Вот и стоим здесь с самого утра, кишки подвело, стучим от холода зубами-ядовитые троглодиты, ни покурить, ни выпить, никакой тебе утехи, кроме этих наших праздников. Том. Наших праздников...
Том мысленно перебрал праздники, в которых участвовал за последние годы. Вспомнил, как рвали и жгли книги на площади, и все смеялись, точно пьяные. А праздник науки месяц тому назад, когда притащили в город последний автомобиль, потом бросили жребий, и счастливчики могли по одному разу долбануть машину кувалдой!..
- Помню ли я, Том? Помню ли? Да ведь я же разбил переднее стекло-стекло, слышишь? господи, звук-то какой был, прелесть! Тррахх!
Том и впрямь словно услышал, как стекло рассыпается сверкающими осколками.
- А Биллу Гендерсону досталось мотор раздолбать. Эх, и лихо же он это сработал, прямо мастерски. Бамм! Но лучше всего, - продолжал вспоминать Григсби, - было в тот раз, когда громили завод, который еще пытался выпускать самолеты. И отвели же мы душеньку! А потом нашли типографию и склад боеприпасов-и взорвали их вместе! Представляешь себе. Том? - -
Том подумал.
- Ага.
Полдень. Запахи разрушенного города отравляли жаркий воздух, что-то копошилось среди обломков зданий.
- Сэр, это больше никогда не вернется?
- Что-цивилизация? А кому она нужна? Во всяком случае не мне!
- А я так готов ее терпеть, - сказал один из очереди. - Не все, конечно, но были и в ней свои хорошие стороны...
- Чего зря болтать-то! - крикнул Григсби. - Все равно впустую.
- Э, - упорствовал один из очереди, - не торопитесь. Вот увидите: еще появится башковитый человек, который ее подлатает. Попомните мои слова. Человек с душой.
- Не будет того, сказал - Григсби.
- А я говорю, появится. Человек, у которого душа лежит к красивому. Он вернет нам-нет, не старую, а, так сказать, ограниченную цивилизацию, такую, чтобы мы могли жить мирно.
- Не успеешь и глазом моргнуть, как опять война!
- Почему же? Может, на этот раз все будет иначе. Наконец и они вступили на главную площадь. Одновременно в город въехал верховой; держа в руке листок бумаги, Огороженное пространство было в самом центре площади. Том, Григсби и все остальные, копя слюну, подвигались вперед - шли, изготовившись, предвкушая, с расширившимися зрачками. Сердце Тома билось часто-часто, и земля жгла его босые пятки.
- Ну, Том, сейчас наша очередь, не зевай! - По углам огороженной площадки стояло четверо полицейских-четверо мужчин с желтым шнурком на запястьях, знаком их власти над остальными. Они должны были следить за тем, чтобы не бросали камней.
- Это для того, - уже напоследок объяснил Григсби, - чтобы каждому досталось плюнуть по разку, понял, Том? Ну, давай!
Том замер перед картиной, глядя на нее.
- Ну, плюй же!
У мальчишки пересохло во рту.
- Том, давай! Живее!
- Но, - медленно произнес Том, - она же красивая!
- Ладно, я плюну за тебя!
Плевок Григсби блеснул в лучах солнца. Женщина на картине улыбалась таинственно-печально, и Том, отвечая на ее взгляд, чувствовал, как колотится его сердце, а в ушах будто звучала музыка.
- Она красивая, - повторил он.
- Иди уж, пока полиция...
- Внимание!
Очередь притихла. Только что они бранили Тома - стал как пень! - а теперь все повернулись к верховому.
- Как ее звать, сэр? - тихо спросил Том.
- Картину-то? Кажется, "Мона Лиза"... Точно: "Мона Лиза".
- Слушайте объявление, - сказал верховой. - Власти постановили, что сегодня в полдень портрет на площади будет передан в руки здешних жителей, дабы они могли принять участие в уничтожении...
Том и ахнуть не успел, как толпа, крича, толкаясь, мечась, понесла его к картине. Резкий звук рвущегося холста... Полицейские бросились наутек. Толпа выла, и руки клевали портрет, словно голодные птицы. Том почувствовал, как его буквально швырнули сквозь разбитую раму. Слепо подражая остальным, он вытянул руку, схватил клочок лоснящегося холста, дернул и упал, а толчки и пинки вышибли его из толпы на волю. Весь в ссадинах, одежда разорвана, он смотрел, как старухи жевали куски холста, как мужчины разламывали раму, поддавали ногой жесткие лоскуты, рвали их в мелкие-мелкие клочья.
Один Том стоял притихший в стороне от этой свистопляски. Он глянул на свою руку. Она судорожно притиснула к груди кусок холста, пряча его.
- Эй, Том, ты что же! - крикнул Григсби. Не говоря ни слова, всхлипывая. Том побежал прочь. За город, на испещренную воронками дорогу, через поле, через мелкую речушку, он бежал и бежал, не оглядываясь, и сжатая в кулак рука была спрятана под куртку.
На закате он достиг маленькой деревушки и пробежал через нее. В девять часов он был у разбитого здания фермы. За ней, в том, что осталось от силосной башни, под навесом, его встретили звуки, которые сказали ему, что семья спит-спит мать, отец, брат. Тихонько, молча, он скользнул в узкую дверь и лег, часто дыша.
- Том? - раздался во мраке голос матери.
- Да.
- Где ты болтался? - рявкнул отец. - Погоди, вот я тебе утром всыплю...
Кто-то пнул его ногой. Его собственный брат, которому пришлось сегодня в одиночку трудиться на их огороде.
- Ложись! - негромко прикрикнула на него мать.
Еще пинок.
Том дышал уже ровнее. Кругом царила тишина. Рука его была плотно-плотно прижата к груди. Полчаса лежал он так, зажмурив глаза.
Потом ощутил что-то: холодный белый свет. Высоко в небе плыла луна, и маленький квадратик света полз по телу Тома. Только теперь его рука ослабила хватку. Тихо, осторожно, прислушиваясь к движениям спящих, Том поднял ее. Он помедлил, глубоко-глубоко вздохнул, потом, весь ожидание, разжал пальцы и разгладил клочок закрашенного холста.
Мир спал, освещенный луной.
А на его ладони лежала Улыбка.
Он смотрел на нее в белом свете, который падал с полуночного неба. И тихо повторял про себя, снова и снова: "Улыбка, чудесная улыбка..." Час спустя он все еще видел ее, даже после того как осторожно сложил ее и спрятал. Он закрыл глаза, и снова во мраке перед ним - Улыбка. Ласковая, добрая, она была Там и тогда, когда он уснул, а мир был объят безмолвием, и луна плыла в холодном небе сперва вверх, потом вниз, навстречу утру.
источник: fantlab.ru
Израильские медики нашли человеческую душу?
В четверг, 29 апреля, в Кейсарии открывается ежегодный съезд израильских нейроиммунологов, где будут представлены новые исследования в области деятельности мозга и ее связи с иммунной системой человеческого организма.
В том числе, впервые будут обнародованы результаты исследований связи между мозговой активностью и духовностью. Как рассказал председатель Израильской ассоциации нейроиммунологов и глава центра по изучению рассеянного склероза при больнице Адаса Эйн-Керем, профессор Димитриус Каросис, медикам с помощью устройств магнитно-резонансной томографии удалось обнаружить свидетельства наличия у человека души.
По его словам, новые исследования наглядно демонстрируют, что занятия каббалой, эзотерическими учениями или греческой философией задействуют в мозге нечто, что он называет "аппаратом веры", активизирующий мозговую деятельность и блокирующий развитие болезни, когда конвенциональная медицина оказывается бессильна.
Любовь к жизни
Любовь к жизни - краткое описание книги
«... Отчаянную храбрость смыло волной страха. Он так слаб – что будет, если медведь нападет на него? Он выпрямился во весь рост как можно внушительнее, выхватил нож и посмотрел медведю прямо в глаза. Зверь неуклюже шагнул вперед, поднялся на дыбы и зарычал. Если бы человек бросился бежать, медведь погнался бы за ним. Но человек не двинулся с места, осмелев от страха; он тоже зарычал, свирепо, как дикий зверь, выражая этим страх, который неразрывно связан с жизнью и тесно сплетается с ее самыми глубокими корнями.Медведь отступил в сторону, угрожающе рыча, в испуге перед этим таинственным существом, которое стояло прямо и не боялось его. ...»
«... Отчаянную храбрость смыло волной страха. Он так слаб – что будет, если медведь нападет на него? Он выпрямился во весь рост как можно внушительнее, выхватил нож и посмотрел медведю прямо в глаза. Зверь неуклюже шагнул вперед, поднялся на дыбы и зарычал. Если бы человек бросился бежать, медведь погнался бы за ним. Но человек не двинулся с места, осмелев от страха; он тоже зарычал, свирепо, как дикий зверь, выражая этим страх, который неразрывно связан с жизнью и тесно сплетается с ее самыми глубокими корнями.Медведь отступил в сторону, угрожающе рыча, в испуге перед этим таинственным существом, которое стояло прямо и не боялось его. ...»
Настоящий друг всегда придёт на помощь
У каждого должен быть настоящий друг – тот, кто придёт на помощь в самую
трудную минуту и будет рядом тогда, когда все остальные отвернутся...
- источник: porjati.ru
Воровство денег с банковских карт
Кибер воры устанавливают спец технику для сканирования информации с магнитной
ленты карточек и мини-видеокамеру, которая фиксирует момент введения PIN - кода.
Полученная информация используется для изготовления поддельных карточек,
чтобы снимать деньги со счетов владельцев карточек.
Комментарий специалиста:
95% кражи данных и незаконное списание денег происходит в странах: Турция,
Тайланд, Украина, Болгария. Для максимальной защиты клиентов предлагаются
так называемые "чиповые карты", на которых информация дублируется как на
магнитной ленте, так и в чипе. Если возникнут проблемы, тогда есть вероятность
возмещения ущерба банком.
"Человек находит друга"
Конрад Лоренц
"Забор" (отрывок)
...История о заборе связана с Булли и его заклятым врагом, белым шпицем, жившим в доме, длинный
узкий сад которого тянулся вдоль улицы и был огорожен зелённым штакетником метров в тридцать длиной.
Два наших героя опрометью носились взад и вперёд по обеим сторонам этого забора, заливаясь бешенным
лаем и останавливаясь на мгновение у последнего столба, чтобы перед тем, как повернуть обратно,
обрушить на врага ураганный взрыв обманутой ярости. Затем в один прекрасный день возникла весьма
двусмысленная ситуация - забор начали чинить и половину штакетника, расположеную ближе к Дунаю,
разобрали, так что теперь он метров через пятнадцать обрывался. Мы с Булли спустились с нашего холма,
направляясь к реке. Шпиц, конечно, нас заметил и уже поджидал Булли, рыча и дрожа от волнения в
ближайшем к нам углу сада. Сначала противники по обыкновению обменялись угрозами, стоя на месте,
а затем обе собаки, каждая на своей стороне, помчались, как положено, вдоль забора. И тут произошла
катастрофа - оне не заметили, что дальше штакетник был снят, и обнаружили свою ошибку, только когда
добрались до дальнего угла, где им полагалось снова облаять друг друга, застыв в неподвижной позе.
Они и встали, вздыбив шерсть и оскалив клыки... а забора - то между ними не оказалось! Лай сразу
оборвался. И что же они сделали? Точно по команде, оба повернулись, помчались бок о бок к ещё
стоящему штакетнику и там вновь подняли лай, точно ничего не произошло.
Лечебная зубная паста, которую можно проглотить и не опасаться за своё здоровье.
Зубная паста NSP Sunshine Brite -
лучшая натуральная зубная паста по своему лечебному и профилактическому эффекту.
Подтверждает это многолетний личный опыт и опыт тысяч людей использования зубной пасты nsp и зубных паст других известных производителей.
Преимущества зубной пасты NSP
Зубная паста NSP - зубная паста полностью состоящая из натуральных компонентов благотворно влияющих на состояние дёсен зубов и обеззараживающих полость рта и горла. Зубную пасту Sunshine Brite можно проглотить и не опасаться за своё здоровье и здоровье своего ребёнка. Т.е. это лучшая натуральная зубная паста для детей. Нежный и мягкий вкус и запах Зубной пасты nsp ещё раз подтверждает отсутствие в ней искусственных (рекламных) ингридиентов - Что очень важно для людей аллергиков. Зубная паста может быть использованна как аппликатор для дёсен - просто подержите зубную пасту 1-3 минуты после чистки зубов в полости рта. Терапевтический эффект от Зубной пасты NSP вы сможете ощутить через несколько дней.
21 января – Международный День объятий
21 января во всем мире отмечается один из самых необычных праздников — Международный день объятий (International Hug Day). Он был основан в США в 1986 году под названием Национального дня объятий (National Hugging Day), а затем стремительно распространился по всему миру. Согласно традиции праздника, заключить в дружеские объятия в этот день можно даже незнакомого человека.
источник: calend.ru
Попкорн для растений и помидорное дерево
Инновация
Попкорн для растений
Каждое ореховое дерево может стать фитосанитаром, убивающим йодом сорняки и паразитов.
В делянках 10 на 10 метров (на углах этих квадратов и посажены орехи) будут отлично чувствовать
себя морковь, капуста и картофель, для роста и плодоношения не понадобится никакой "химии".
В чем же инновация? - В биогумусе и вермикулите.
О первом многие слышали - это продукт жизнедеятельности красного калифорнийского червя,
прогоняющего через себя перегной от крупного рогатого скота (коров, то есть). Этот природный
компонент содержится в черноземах Кубани, Украины, Америки и Канады.
Основой передового земледелия может стать еще и минеральная добавка вермикулит, которая
производится из эндемичного, только в Карелии добываемого минерала вермита. В огнедышащей
печи эти золотистые слюдяные чешуйки взрываются, как поп-корн, и превращаются в эдаких воз-
душных червячков. Мешок их может поднять даже младенец. Уникальное свойство вермикулита
- впитывать жидкость в пять раз больше своего веса. В период дождей или полива разбухает, но
при этом не переувлажняется, лишней жижи не накапливает. А значит, в нем не заводится всякая
микроскопическая нечисть. Во время засухи живительную влагу долго в себе удерживает и по
немногу, экономно отдает растениям.
Дар северного края трудится по принципу вечного двигателя: не растворяется, не разрушается,
не деформируется. Работяжка, словом.
Еще один минерал - перлит тоже хорош: воду отлично набирает (100 процентов от своего веса),
впитывая даже утреннюю росу.
Эти два чуда природы реально сокращают потребность зеленых друзей в Н2О. Фермерам
грозят огромные траты на орошение. Вышеописанный метод способен в разы сократить эти рас-
ходы.
Биогумус и миндобавки экономически выгодны. "Химию" (пестициды, удобрения, гербициды)
надо вносить в почву трижды-четырежды в сезон, разоряясь каждый раз. Биогумус же вносится
лишь раз в четыре-пять лет. Затрата - одноразовая, эффект - долгоиграющий. Вермикулит и перлит
вообще навечно. Лет 30 гарантированно будут эффективны. Это позволяет сэкономить значитель-
ные средства.
Загвоздка - в доставке бесценного минерального подспорья. Добываемое в Карелии, оно пе-
рерабатывается в вермикулит в городе Васильково, что под Киевом. Между тем гораздо выгоднее
было бы везти не легкий по весу, но очень объемный конечный продукт, а сам минерал, в перспе-
ктиве наладив у себя производство вермикулита.
Помидорное дерево на балконе
Посаженые на любимом биогумусе растения поднимутся крепкими, сильными, здоровыми.
Вот, к примеру, такая подкормка.
В бочку нарезать грубую зелень: осот, камыш. Туда же бросить 2,5 кг древесной золы из
печки, 1 кг навоза и 0,5 кг куриного помета. Все это залить водой и для закисания кинуть стакан
сахара или старого варенья. На две недельки оставить на солнце. Полученную биомассу - на
грядки!
Можно вырастить помидорное дерево или картофельное дерево. В мешке (для мусора,
скажем) проделать несколько дырочек внизу, чтобы стекала вода. Насыпать почвосмесь глубиной
в 5 см. В нее посадить семечко или картофельный росток. Каждые 10 дней подсыпать землю до
полного заполнения, не давая ростку прорасти. Конечно же, поливать. Тогда появляется мощная
корневая система. Богатейший урожай с куста гарантирован. За лето, например, с помидорной
"кроны" удается снять от 100 до 200 кг томатов. Таким же манером можно выращивать картошку,
перец и помидоры на балконе. Люди пробовали: в кулек помещали 4 картофельных ростка и
осенью доставали полный мешок "поросят".
Семенам огурцов лучше дать полежать год-два, а лишь потом сажать. Если из "первогод-
ков" получается нормальный урожай, то уже у полежавших год включается механизм спасения
вида (сигнал: мы погибаем), и конечный результат будет обильнее. А через два года "отдыха" -
паника: мы умрем, надо дать побольше плодов. И урожай можно собрать невиданный!
К слову, разумнее и экономичнее сажать картофель не клубнями, а именно ростками, вы-
резанными у глазков. Финансовая выгода налицо. Причем 20-кратная. Ростков одна картофели-
на дает от 10 до 30, то есть именно столько получается кустов, а не один-одинешенек. Плюс не
будет мелких, как горох, клубеньков.
источник: печатные издания, г. Кишинёв
источник: печатные издания, г. Кишинёв
"Не кричи:"Волки"
Фарли Моуэт "Не кричи:"Волки"
(отрывки)
В одно прекрасное зимнее утро, почтальон вручил мне вызов Службы изучения животного мира Канады. В нём сообщалось, что я принят на "щедрый" оклад в 120 долларов в месяц и должен немедленно явиться в Оттаву...
Через два дня я прибыл в открытую всем ветрам серую столицу Канады, где должен будет решиться вопрос снабжения моей экспедиции...
На совещании присутствовало много важных людей, которым надлежало обсудить и утвердить список необходимого снабжения. Это был солидный документ и внушительно озаглавленный "Заявка на материально-техническое снабжение полезных работ по волкам"...
И без того взвинченный утомительными сборами в дорогу, я окончательно потерял голову, когда почтенное собрание перешло к обсуждению двеннадцатого пункта этого ужасающего списка:"Бумага туалетная, правительственный стандарт, 12 рулонов"...
Оттавское испытание подходило к концу и я был вызван в кабинет своего начальника для заключительной беседы "перед отьездом в поле"
- Вам предстоит осуществить этот великий подвиг. Вам надлежит немедленно отправиться в поле и энергично взяться за работу в духе лучших традиций нашего отдела. Помните, волки - это ваша проблема!...
В тот же день я вылетел на транспортном самолёте. Местом моего назначения пока был Черчилл на западном побережье Гудзонова залива, но значительно дальше, где-то в пустынных просторах субарктических бесплодных земель, меня ждала конечная цель - встреча с волками...
Двухмоторный транспортный самолёт, расчитанный на тридцать пассажиров, был так забит моим снаряжением, что в нём едва хватило места для меня самого и членов экипажа...
- Врядли эта старая корзина взлетит с такой уймой всякой всячины на борту.
По правде говоря, я тоже сильно сомневался, но самолёт с невероятным грохотом и скрипом всё же оторвался от земли...
Едва мы приземлились в Черчилле, как лётчика прорвало.
- Конечно, это не моё собачье дело, - начал он, пока мы шли к ангару- но, дружище, в чём дело?
- Ничего особенного, - бодро ответил я, - просто мне предстоит провести годик - другой в компании волков, вот и всё!...
* * * * *
Стараясь сделаться как можно меньшим ростом, я присел на корточки и уполз в скалы, где старался держаться
поскромнее. Но беспокоиться было не к чему - волки не обращали на меня ни малейшего внимания. Они были
слишком увлечены собственными делами, которые, как я с удивлением понял, в данную минуту сводились к игре
в пятнашки.
В это трудно поверить, но это так! Они возились как щенята. Тот из них, что поменьше ростом (вскоре появились конкретные доказательства, что это самка), был зачинщиком. Положив голову на вытянутые передние лапы и самым неблаговоспитанным образом подняв зад, волчица внезапно прыгнула на самца, который был много крупнее; пытаясь увернуться, тот споткнулся и упал. Волчица мгновенно оказалась наверху, больно теребя зубами его загривок, затем вскочила и бешено помчалась, описывая круги. Волк поднялся на ноги и кинулся в погоню, но только ценой больших усилий сумел её настичь и куснуть в спину. После этого роли вновь переменились и самка мчалась за самцом, возглавлявшим дикую гонку, то вверх, то вниз, за насыпь и обратно...
После ухода подруги волк слонялся у подошвы оза и тотчас заметил меня. В три - четыре прыжка он взлетел
наверх, остановился и с грозной настороженностью уставился на меня.
Стоило мне только глянуть на него, и вся радость встречи мгновенно улетучилась. Нет, он больше не походил на игривого щенка, а превратился в великолепнейший механизм разрушения! Метаморфоза была столь устрашающей, что у меня застучали зубы о флягу, когда я собрался хлебнуть для успокоения нервов.
На сегодня хватит. Не следует надоедать волчьему семейству, иначе чего доброго, спугнёшь их с насиженного
места. Я счёл за благо удалиться.
Достигнув гряды, с которой впервые увидел волков, я бросил прощальный взгляд в бинокль. Самки по-прежнему не было видно, самец же спокойно лежал на песчаном гребне, вся его настороженность исчезла. Вот он встал, несколько раз покрутился на месте, как делают собаки, и улёгся поудобнее, упрятав нос под хвост и явно намереваясь уснуть.
Убедившись, что он больше не интересуется моей скромной особой, я с облегчением вздохнул. Было бы
настоящей трагедией, если бы моё нечаянное вторжение напугало волков и лишило меня замечательной
возможности наблюдать за животными, ради которых я так далеко забрался.
* * * * *
Вскоре с присущей мне основательностью я начал осуществлять принятое решение и перебралсяк волкам. Для начала я устроил собственное логово неподалёку от волчьего, однако не настолько близко,
чтобы мешать мирному течению их жизни...
У входа в палатку установил большую стереотрубу, что позволяло днём и ночью обозревать логовище,
даже не вылезая из спального мешка...
Предосторожности, принятые мной для сохранения покоя волков, оказались излишними. Если мне
понадобилась неделя, чтобы трезво оценить характер волков, то они меня раскусили с первой же встречи.
Не скажу, чтобы с их стороны наблюдалось явное неуважение к моей особе, но звери как-то умудрялись
не только игнорировать меня, но и не обращать сам факт моего существования - признаться, это всё-таки
обидно.
По чистой случайности я раскинул палатку шагах в двадцати от одной из главных троп, по которой волки
уходили на охоту и возвращались со своих угодий, лежавших на западе. Через несколько часов после
моего переезда на тропе показался волк, державший путь к себе домой. Он возвращался с ночной работы,
устал и стремился поскорее добраться до постели. Волк поднимался по тропинке, шедшей в гору, и
находился от меня не более чем в сотне шагов; голова его была опущена, глаза полузакрыты, казалось,
он глубоко задумался. Ничто в нём не напоминало то, на редкость чуткое и осторожное существо, каким
рисует волка вымысел. Напротив, он был настолько чем-то поглощён, что вероятно, так и не заметил бы
палатку, хотя проходил совсем рядом с ней. Но я вдруг задел локтем чайник, и тот звякнул. Волк поднял
голову и широко открыл глаза, однако не остановился и не прибавил шага. Быстрый взгляд искоса - вот
и всё, чем он меня удостоил.
Правда, я не стремился привлекать особого внимания, но от такого полного пренебрежения мне просто
становилось неловко. На протяжении двух недель волки почти каждую ночь пользовались тропой,
проходящей возле палатки, но никогда, если не считать одного памятного случая, они не проявляли ни
малейшего интереса ко мне.
К тому времени, когда произошло упомянутое событие, я уже немало узнал о своих соседях.
Выяснилось, например, что они вовсе не бродяги-кочевники, какими их принято считать, а оседлые звери
и к тому же хозяева обширных владений с очень точными границами.
Территория, составляющая собственность наблюдаемой мной семьи волков, занимала свыше двухсот
пятидесяти квадратных километров; с одной стороны она была отделена рекой, но в остальных
направлениях не имела чётких географических рубежей. Тем не менее границы существовали, и очень
ясно обозначенные, разумеется, на волчий манер.
Тот, кто наблюдал, как собака на прогулке оставляет свои визитные карточки на каждом подходящем столбе, уже догадался, каким способом волки отмечают свои владения. Примерно раз в неделю стая совершает
обход "фамильных угодий" и освежает межевые знаки. Подобная заботливость в данном случае, очевидно, обьяснялась наличием ещё двух волчьих семейств, чьи "поместья" примыкали к нашему. Впрочем, мне
ни разу не пришлось быть свидетелем разногласий или драки между соседями. Поэтому всё дело,
по видимому, сводится к традиции.
Так или иначе, но, убедившись в наличии у волков сильно развитого чувства собственности, я решил воспользоваться этим и заставить их признать факт моего существования. Как-то вечером, когда волки ушли
на ночную охоту, я сделал заявку на собственный земельный участок площадью около трёхсот квадратных метров, с палаткой в центре, который захватил отрезок волчьей тропы длиной примерно в сотню метров.
Чтобы гарантировать действенность заявки, я счёл необходимым через каждые пять метров оставлять знаки владельца на камнях, покрытых мхом кочках и на клочках растительности - по всей окружности захваченной территории.
Застолбить участок оказалось труднее, чем я предполагал. На это ушла часть ночи; пришлось часто возвращаться в палатку и выпить неимоверное колличество чая. Но к утру, когда охотники обычно возвращались, всё было готово.Чувствуя себя несколько изнурённым, я прилёг в палатке в надежде немного отдохнуть и одновременно проследить за результатом.
Долго ждать не пришлось. В 8.14, как значится в моём дневнике наблюдений, из-за увала появился вожак стаи. Как всегда, сосредоточенный, он, по своему обыкновению, даже не соизволил взглянуть в сторону палатки. Но, поравнявшись с местом, где граница моих владений пересекала его путь, волк резко остановился, словно наткнулся на невидимую преграду.
Нас разделяли каких-нибудь пятьдесят метров, и в бинокль мне было видно, как выражение усталости сменилось у зверя сильнейшим замешательством. Осторожно вытянув нос, волк принюхался к одному из помеченных мною кустиков. Он, казалось, никак не мог сообразить, что следует предпринять. После минутной растерянности волк отошёл на несколько шагов и только тогда наконец взглянул на палатку и на меня. Это
был долгий, изучающий, очень внимательный взгляд.
Но после того как я добился своей цели и заставил волка обратить на себя внимание, мне в голову пришла тревожная мысль: не нарушил ли я по неведению какой-нибудь важный волчий закон и не придётся ли мне теперь расплачиваться за собственную опрометчивость? Вот когда я пожалел, что не захватил с собой оружия, - взгляд волка становился всё более пристальным, глубоким и жёстким.
Меня это начинало нервировать. Я и раньше - то не любил игры в гляделки, а тут ещё против меня выступал такой мастер. Взгляд жёлтых глаз становился всё свирепее, всё злее; тщетно старался я принудить волка потупиться. Положение - хуже некуда. В отчаянной попытке выйти из создавшегося тупика я громко откашлялся
и на какую-то долю секунды повернулся спиной к противнику, давая ему понять, что нахожу его бесцеремонную манеру - глазеть на незнакомого человека - по меньшей мере невежливой, если не оскорбительной.
Волк, казалось, понял намёк и немедленно перестал на меня таращиться. Выпрямившись, он ещё раз принюхался к моему знаку и, очевидно, принял решение. Быстро, с уверенным видом он начал
систематический обход участка, который я застолбил для себя. Подойдя к очередному "пограничному"
знаку, он обнюхивал его разок - другой, затем старательно делал свою отметку на том же пучке травы или
на камне, но с наружной стороны. Наблюдая за ним, я понял в чём заключалась моя ошибка, вызванная невежеством: волк ставил свои знаки крайне экономно и смог проделать весь круг, ни разу не заправляясь,
или, если слегка изменить сравнение, на одном баке горючего.
Через какие-нибудь пятнадцать минут операция была закончена. Затем волк вышел на тропу там, где
кончились мои владения, и рысцой пустился к дому, представив мне пищу для самых серьёзных
размышлений.
* * * * *
По моим подсчётам, охотясь в нормальных условиях, волки до зари успевают сделать около
шестидесяти километров. В трудные же времена им приходится покрывать ещё большее расстояние
- мне доводилось видеть, как самцы возвращались домой только после полудня. Остаток дня они
спят, но на свой особый, волчий манер, то есть свёртываются калачиком на пять-десять минут, после
чего быстро встают, оглядываются и, повернувшись на месте разок - другой, снова ложатся...
После двух суток непрерывных наблюдений я дошёл до предела. Создалось безвыходное
положение; спать я не решался, боясь пропустить что-нибудь важное, с другой стороны, я буквально
валился с ног, в глазах двоилось.
Требовалось что-то предпринять, иначе рухнет намеченная программа исследований. Мне долго не
приходило в голову ничего путного, но как-то, глядя на одного из волков, мирно дремавшего на
холмике у логова, я неожиданно нашёл исключительно простое решение проблемы: мне следовало
научиться спать как волки.
Однако выполнить задуманное удалось не сразу, сказывалось отсутствие сноровки. Я пробовал
закрыть глаза и приказывал себе проснуться через пять минут - ничего не вышло. Раз - другой мне
действительно удавалось задремать на короткое время, но затем я засыпал по-настоящему и спал
несколько часов кряду.
Вскоре я понял, в чём ошибка. Оказывается, необходимо было точно повторять все действия
дремлющего волка. В конце концов я убедился, что свёртывание клубком в начале и кружение в конце
каждого периода дремоты - совершенно необходимое условие успеха. Чем это обьясняется, я так и
не знаю. Возможно, изменение положения тела усиливает кровообращение. Но зато я знаю совершенно
точно, что серия коротких, но правильно, по волчьим правилам проведённых отрезков сна освежает
куда лучше, чем то бесчувственное состояние, длящееся семь или восемь часов, которое у человека
призвано удовлетворять потребность в отдыхе.
К сожалению, волчья дрёма совершенно не подходит к условиям нашего общества, в чём мне
пришлось убедиться на собственном опыте после возвращения в цивилизованный мир.
...Волчья семья оказалась нежнейшей супружеской парой, какую редко можно встретить. Насколько
я знаю, они никогда не ссорились и с неподдельной радостью встречались даже после короткой
разлуки. Они были страшно привязаны друг к другу.
Вопреки ожиданиям я обнаружил, что физическая любовь занимает в жизни волков какие-нибудь две
или три недели: происходит это ранней весной, обычно в марте. Самки - девственницы (а все волчицы
сохраняют невинность до двухлетнего возраста) спариваются в это время и в отличие от собак, которые
многое переняли от своих хозяев, сходятся только с одним волком, которому остаются верны на всю
жизнь.
* * * * *
...Утек (местный житель), как натуралист, обладал множеством редких качеств; из них не последним было его
бесспорное умение понимать язык волков.
По-настоящему моё образование в области волчьей "лингвистики" началось с появлением Утека.
Как-то мы вдвоём часами наблюдали за волчьим логовом, но безрезультатно - ничего достойного внимания
обнаружить не удалось. Вдруг Утек приложил руки к ушам и внимательно прислушался. Я ничего не слышал
и никак не мог понять, что привлекло его внимание, пока он не шепнул: "Слушай, волки разговаривают" - и
показал на гряду холмов километрах в восьми к северу от нас. Я напряг слух; но если волк и вёл
"радиопередачу" с далёких холмов, то работал не на моей волне. Казалось, в эфире нет нечего, кроме
зловещего стона комаров, но Георг*, спавший на гребне, внезапно сел, навострил уши и повернул свою
длинную морду к северу. Спустя минуту он откинул голову назад и завыл. Это был вибрирующий вой;
низкий вначале, он закончился на самой высокой ноте, какую только способно воспринять человеческое ухо.
Утек схватил меня за руку и расплылся в довольной улыбке.
- Волки говорят: "Карибу пошли!"
Я с трудом понял, о чём идёт речь, и только когда мы вернулись в избушку, с помощью Майка уточнил
подробности.
Оказывается, волк с соседнего участка, лежащего к северу, не только сообщил, что давно ожидаемые
карибу двинулись на юг, но и указал, где они сейчас находятся. Более того - и это было совсем невероятно,
- выяснилось, что сам сосед оленей не видел, а просто передал информацию, полученную им от волка,
живущего ещё дальше. Георг, который её услышал и понял, в свою очередь передал добрую весть другим.
От природы я скептик и тут не нашёл нужным скрывать, как насмешила меня наивная попытка Утека
произвести впечатление пустой болтовнёй. Но, не обращая внимания на мой скепсис, Майк без проволочки
стал собираться на охоту.
Меня ничуть не удивило его желание убить оленя - все коренные жители тундры питаются исключительно
олениной. Меня поразило другое: его готовность предпринять двух - или даже трёхдневную прогулку по
тундре из-за нелепой выдумки Утека.
Через три дня, когда мы встретились вновь, мне были презентованы целый окорок и горшок оленьих
языков. Из рассказа Майка выходило, что он нашёл карибу в том самом месте, на которое, поняв речь
волков, указал Утек, - на берегах озера Куиак, примерно в шестидесяти километрах на северо-восток от
нашей избушки.
Я не сомневался, что это простое совпадение, но было любопытно и я притворившись, будто поверил,
принялся расспрашивать о необыкновенном искусстве Утека.
Майк признался, что сам не может ни слышать всех издаваемых волками звуков, ни понимать их
значения, но некоторые эскимосы, в частности Утек, настолько хорошо понимают волков, что в состоянии
буквально разговаривать с ними.
___________
* - так для своего удобства натуралист различает одного волка от другого.
* * * * *
...Здоровый взрослый олень легко обгоняет волка; даже трёхнедельный телёнок способен обскакать
почти любого волка. Карибу это знают и в нормальных условиях не боятся волков. Волки тоже всё
прекрасно понимают и, будучи очень смышлёнными, редко пытаются догнать здорового карибу - они
заранее уверены, что такое занятие окажется бессмысленной тратой сил.
Вместо этого волки предпринимают систематическую проверку состояния оленей, с тем, чтобы
выявить неполноценных. В больших стадах такого рода испытания сводятся к тому, что волки
вспугивают оленей и гонят их достаточно долго, стараясь определить больных, раненных или вообще
слабых животных. Коль скоро такой инвалид обнаружен - все волки устремляются за ним, стремясь
зарезать. Если же в стаде не удалось выявить слабых, преследование прекращается и волки пробуют
счастье в другом стаде.
- Я же тебе говорил, - пояснил Утек, - карибу кормят волков, а волки делают карибу сильными.
Кабы не волки, карибу совсем вымерли бы от болезней.
...Вопреки ещё одному догмату из широко распространённого мифа о волках мне ни разу не приходилось
видеть, чтобы волк подрезал оленю поджилки. На самом деле всё происходит так. Напрягая последние
силы, волк постепенно обходит карибу и прыгает ему на плечо. Обычно толчка достаточно, чтобы олень
упал; прежде чем ему удаётся вскочить, волк успевает схватить его сзади за шею и прижать к земле;
при этом он всячески уклоняется от бешено машущих копыт - одного их удара достаточно, чтобы пробить
грудную клетку волка.
Смерть наступает мгновенно и обычно бывает бескровной; я сомневаюсь, чтобы олени страдали
больше, чем свиньи, которых забивают люди для собственного потребления.
источник: Фарли Моуэт, "Не кричи:"Волки"
Подписаться на:
Сообщения (Atom)