Одесса — мама.

Они могли погибнуть, не дожив до 8, 10, 15 лет… Но этого не случилось

Мама Галя — в центре, между африканской Эмили и украинским Иваном.

«МАМА — это когда воняет кошками, в доме живут разного цвета дети, а женщина рядом с ними откликается на это слово», — размазывая по лицу сопли, назло всему свету нацарапал бывший беспризорник Богдан, когда попал в дом к маме Гале.

А ЧЕРЕЗ полгода, когда это слово совсем уже обжилось на его языке, он старательно вывел: «Мама — это когда тебе больно, а ей ещё больней».

В ЕЁ семье 25 детей… улиц одного приморского города.
Ошпаренные кипятком, запуганные детдомовскими нянечками, едва не проданные родными бабушками на панель, израненные тлеющей сигаретой. Рыночные попрошайки, карманники и любители клея, голодные и злые.

 

Одесса-мама была их семьёй, пока они не попали в дом к маме Гале. Которая не обивает пороги ведомств, чтобы выпросить себе на усыновление ребёночка получше, — она просто идёт в магазин за хлебом, натыкается на ничейное дитя и вместе с хлебом тащит его к себе в дом, так же, как тащит котят. «О, новенький прибыл», — оборачивается на дверь сразу несколько пар хитро блестящих глаз.
Смертельный номер. Как войти в клетку с израненным тигром. И втащить за руку ещё одного тигрёнка.
У неё они начинают читать сказки, целовать в щёки, ходить в школу и бросают пить. Их и на вид уже не отличишь — обычные домашние дети. Как в сказке.
И за это незаконное милосердие — «где документы? по какому праву? чей ребёнок? положьте на место!» — Галю Мартынову преследует участковый. Как когда-то преследовали и её деда Мартина, национального героя Болгарии, устроившего на Кубани детдом и принимавшего туда детей кулаков, а не только сознательных советских граждан. Преследовали и расстреляли.

Поэма без героя

НА НОЧНОМ столике у мамы Гали — томик Макаренко, примерно в те же времена создавшего свою знаменитую колонию из «секции дефективных» молодой страны.

 

— Да что вы всё удивляетесь? Это у меня работа такая. Кто-то же должен это делать! — говорит она, даже не оборачиваясь: малыши, кошки и свежеиспечённые школьники разных классов с домашними заданиями заслоняют её от меня, отвлекают от важного разговора — глупого донельзя с её точки зрения. Почему да почему? «Да потому, что добро всё равно побеждает зло, даже в наши злые времена!» — отвечает она то ли на мой вопрос, то ли на детский: в школе на дом задали — найти в сказках мораль…
По логике вещей, я ехала в Одессу, чтобы сделать из Гали Мартыновой героиню, — хотя участковый и не грозит ей расстрелом. Но она не дала. Отрубила, выдохнула вместе с усталостью всего своего родительского дня: «Вы думаете, мне вот это всё надо? Да если бы не эта дурацкая демократия, я бы жила в своё удовольствие, рассказы писала. Должно же после человека что-то остаться. Но раз жизнь такая настала, значит, после меня останутся вот они».
Молдаване, цыгане, нигерийцы, грузины, эритрейцы, арапчата… Вся карта полушария — с одесского Привоза. «До демократии я ходила за детьми в детский дом. А после дети начали уже валяться на улице».
Серёжу семь лет назад она нашла в парке. Он стоял под каштаном и плакал. Его ели вши, и всю свою сознательную жизнь он ходил с шапкой, растягивая лицо в жалостливую улыбочку: «Дядя, дайте копеечку». Все деньги забирала себе мама-наркоманка. И вот у него был маленький перерыв в его серьёзной взрослой работе — и он стоял под каштаном и плакал, как и положено в 8 лет, когда горе подступает к горлу.
Трёх негритят — Лаки, Эмили и Эрика — привела мама-путана.

 

От мамы-пьяницы Гале досталась Настя, у которой в 14 лет не было даже метрики — неучтённый ребёнок. «Сейчас бы она была уже мясом: иcкалечили, изранили, излапали бы мужики». И Оля, которая добывала себе еду сама, как зверёныш лазая по селу, и не могла пойти в школу, потому что родители пропили последнюю гривну.
От мамы-зверя — Вероника, которую родительница заперла в шкафу и ушла, а соседи услышали детский вой только на шестой день.

Крылья ангела

ТЕПЕРЬ у всех них мама-библиотекарь. Мама, которая вот уже 20 лет тащит в дом ничейных детей, которые там, на улице, меньше всего похожи на цветы жизни в розовых и голубых конвертиках.
Но, если смыть с них уличную пыль, надраить до блеска, вдруг сквозь муть их изгвазданного прошлого, которое должно было строгим курсом перейти в такое же будущее, проступит человечек, угадается когда-то ангельский рисунок крыльев за плечами, изодранных потом в пух и прах на городских помойках или просто оставленных однажды на вешалке среди платьев в шкафу, где тебя заперла на 6 суток родная мать.
И раз у меня не получилось сделать героиней Галю, то пусть героями по праву станут её дети, малолетние выпивохи и воришки, будто сошедшие со страниц макаренковской книжки, для которых мама Галя делает главное — видит в них человеков. И их самих заставляет увидеть.

 

…Я всё никак не могла уловить мораль этой «сказки», пока не добрела от Мартыновых до пляжа «Аркадия», где в разряженной вечерней толпе под платанами от кучки оборвышей в темноте отделился один и под шум прибоя завёл свою шарманку:
— Тётенька, дай две копе-е-ечки, пожалста!
А когда я не дала, он, сверкнув дыркой на попе, презрительно сплюнул сквозь зубы и заюлил прочь.
И я подумала, что никто ведь не знает, что по ночам снится этому оторве и где болит его душа…
И мораль, оказывается, в том, что не две копеечки тут помогут. Тут поможет Галя Мартынова.

 

Работа у неё такая.
Раз больше некому.

---

Маме Гале хватает души для её удивительной семьи. Не хватает лишь средств… Счёт Мартыновых:
БИК 328209;
КПП 26506895;
р/с для евро 26002311063403;
р/с для долларов 26003311063402;
АБ «ПIВДЕННИЙ».

Полина ИВАНУШКИНА, Одесса — Москва
Фото из архива семьи Мартыновых